очередное "извините все"

Внимание: подъем технический, по поводу проблем со ссылками
вот так вроде должны работать
если кто проверит, буду благодарна

Небо, можно я вернусь домой здоровой и не нервной и положу это таки одним куском, а?)

да. надо продолжать...

30 частей собственно имперзцев//первой части рыб небесных
пролог - здесь www.diary.ru/~ingadar/p93030149.htm
раз здесь www.diary.ru/~ingadar/p93149876.htm
два здесь www.diary.ru/~ingadar/p93264326.htm
три здесь www.diary.ru/~ingadar/p93336170.htm
четыре здесь www.diary.ru/~ingadar/p93399476.htm
пять здесь: www.diary.ru/~ingadar/p93465902.htm
шесть здесь: www.diary.ru/~ingadar/p93496607.htm
семь здесь: www.diary.ru/~ingadar/p93872405.htm
восемь здесь: www.diary.ru/~ingadar/p93989897.htm
девять здесь: www.diary.ru/~ingadar/p94079450.htm
десять здесь: www.diary.ru/~ingadar/p94149881.htm
одиннадцать www.diary.ru/~ingadar/p94192358.htm
двенадцать: www.diary.ru/~ingadar/p94285343.htm
тринадцать: www.diary.ru/~ingadar/p94389233.htm
четырнадцать: www.diary.ru/~ingadar/p94446461.htm
пятнадцать www.diary.ru/~ingadar/p94507145.htm
шестнадцать www.diary.ru/~ingadar/p94742456.htm
семнадцать www.diary.ru/~ingadar/p94877555.htm
восемнадцать ingadar.diary.ru/p94984913.htm
девятнадцать ingadar.diary.ru/p95084954.htm
двадцать www.diary.ru/~ingadar//p95122922.htm
двадцать один www.diary.ru/~ingadar/p95726024.htm
двадцать два www.diary.ru/~ingadar/p95865359.htm
двадцать три www.diary.ru/~ingadar/p95992943.htm
двадцать четыре www.diary.ru/~ingadar/p96133610.htm
двадцать пять www.diary.ru/~ingadar/p96658964.htm
двадцать шесть hwww.diary.ru/~ingadar/p96846653.htm
двадцать семь www.diary.ru/~ingadar/p99403487.htm
двадцать восемь: извините все www.diary.ru/~ingadar/p99552044.htm
двадцать девять www.diary.ru/~ingadar/p99971609.htm
тридцать: www.diary.ru/~ingadar/p103006088.htm


начало эпилога//части второй//глазами того, кто напротив
раз:www.diary.ru/~ingadar/p104538746.htm
два: www.diary.ru/~ingadar/p106762055.htm
три: www.diary.ru/~ingadar/p108566069.htm
четыре: www.diary.ru/~ingadar/p110210015.htm
пять: www.diary.ru/~ingadar/p113253614.htm
шесть: www.diary.ru/~ingadar/p114111077.htm
семь www.diary.ru/~ingadar/p114801335.htm

извините. я не Мартин, не дал бог таланту. и хорошо
но там - очередной раз извините все
мне там было... страшно

лихом не поминай. И вообще поминать не надо
***
С чего для меня началась война? Знаешь, Лен - даже не с тех известных событий - в Изгнанке и на Бортовых Перегородках. До - как там говорили в официальных новостях? - первых претензий Империи на территориальную целостность и независимость территории Союза свободных миров. И первых вооруженных выступлений. Представляешь, я их даже не очень заметил. Знаешь, когда готовишься к сдаче первого профессионального экзамена специализации - там и что-нибудь вроде конца света не заметишь. Это вот арест ведущего преподавателя отделения не заметить трудно. Файдайр, конечно. Сайарт роэ'Фарна. И не сколько само событие, сколько то, что нам потом транслировали. По общей сети Школы, под маркером "обязательно".

А говорил он легко - безумно легко и так полно, что обжигало.
Большой экран - над холлом нижнего зала нашего лингвистического. Нас там - ой, толпой. Можно было бы с комфортом, в личных отделениях смотреть... Но понять, но увидеть, но оценить... но свалить на кого-нибудь - на соседа - свое восприятие реальности... Ты бы так оценил, думаю, собравшихся там. А я помню, как стою я, занявший стратегическую позицию у колонны... в пределах несъехавшей видимости - и подсаживаю себе на плечи совсем маленькую первокурсницу, по виду.
Мы смотрим. Я как раз выпрямляюсь. Его спрашивают - а он улыбается. И говорит, отвечает на вопрос:
- Когда вы станете частью нашей земли – вам придется знать наш язык. Чем больше будет тех, кому он просто интересен, и кто хорошо освоится с ним к тому моменту – тем будет проще… - был еще чей-то вопрос, смазанный – и там, на экране, и общим гулом нашей аудитории. Точно. Не сомневаясь. С видом таким, с каким очередному ну очень «толковому» студенту объяснял, как что бы то ни было должно звучать. Как то, что должно. – Конечно, станете. Не в этот десяток звездных лет – так в следующий.

...А потом нам с того же экрана говорили умные и высокие фразы о патриотизме, а я никак не мог понять, как же это и зачем. А, самому понимать и некогда было: пришлось непедагогично и неправильно утешать девчонку, разревевшуюся совсем, потом ее друзья нашли... И вот тогда я первый раз надрался вдребезги... ну, я ж тебе сознавался: потому что не хотел понимать и отвечать за завтрашний день - с ними, с первокурсниками, над оврагом. Там, в редких перерывах между чем-то крепким, анисовым – помню, как плакала эта девочка и как рассказывала. За ним пришли в большую, потоковую первого курса – общий ознакомительный курс, теоретическое языкознание. Четверо. Вооруженных. И как их встречали. Не знаю – дословно не дословно – очень спокойный совет. Прекратить пугать своих же детей. «У меня еще полтора малых круга – дочитать лекцию. Дальше я к вам сам выйду». Было ли – не было – но как узнается…

. Завтрашний день пришел ко мне несколько позже. Группа многофункциональных переводчиков висела в пустоте, не зная куда и как им деваться. А потом нас собрали. Высокое начальство: руководство потока, президент отдела занятости, еще количество незнакомых... В первой проектной. Нам объявили - что необходимо отсмотреть какое-то количество материалов, оценить их качество и форму.
Качество я не слишком оценил. Яркие... подозреваю, что честные пропагандистские ролики - о том, как все... своеобразно у фай - и насколько лучше у нас. Я текста не помню в точности. Не знаю, пошли ли они в использование – и как и в каком виде. Обработали ли? Иначе – я спорю – крепко сели с ними в лужу. Ну - я не знаю, кто бы из фай такое услышал... Но это я тогда не смог объяснить преподавателям. Я это и тебе не смогу объяснить.
Ты ведь - ну, не перепутаешь настоящий кофе и пищевой эрзац? Это было эрзацем. Худшим. Мертвым. Фаэ - пляшущий, ускользающий, многосоставный фаэ - звучал так отстраненно и безлично, что... Ну не было его, что-то мертворожденное было, понимаешь.
А еще – я куда как запоздало, вот только сейчас, сообразил. Тебе в подарок, конечно. Нет более непереводимого на фаэ понятия, чем социальная справедливость. В языке, который мыслит себя через "все вещи и люди мира на своих местах".
А тогда - я сидел - и не мог, морщился. Знать бы тогда, насколько зря. Но правда же - не мог. Морщился на сам звук. Видимо, слишком заметно. У меня спросили лично. Кто-то из незнакомых. Мнение о материале. И я, к сожалению, не удержался. Высказался честно: "Они этого не поймут". Говорил потом, пытался объяснить... Зачем - да кто знает, зачем... Я правда не понимал. Я все равно был уверен - все дурное событие... местных инициатив. Все скоро кончится. Как это - они и мы, две такие ...разумные цивилизации - и вдруг... воевать.

А меня вызвали через пару дней. Руководитель потока. Представители языковой школы. И незнакомые еще.
Разговор вспоминаю с трудом. Как сквозь высокую температуру. Я неблагодарная скотина, ага. Мне предложили прекрасную специализацию. С возможностью практиковаться. Тем более актуальную, что «в сложных условиях мобилизации экономики мы вынуждены свернуть льготные программы на отдельных направлениях. Да и надежность финансовых переходов оставляет желать лучшего, а с вашим весьма дальним гражданством и условиями поступления…»
Я слушал, Лен. Предложения соответственного спецкурса были обширны и заманчивы. Краем задней мысли я понимал – авторам… я так понимаю, испытательного варианта роликов было, что предложить успевающим студентам лингвистического профессионального. Эти-то явно осознавали, что локальное местное не кончится… достаточно быстро.
Не помню, Лен, правда. Я сидел и меня подташнивало. Противно было. Слушать и жить.
А потом я как-то дополз до своей комнаты. Свалился. И – это не называется «понял» - что подниматься не буду. Некуда и незачем.

…А потом ты знаешь с вероятностью лучше меня. Потому что потом был ты.

Когда я – как ты это определяешь – получил медицинское разрешение вернуться к повседневной деятельности и потреблению информации, война уже шла дальше. На территории файдайр. «Мы вынуждены были вмешаться», – говорили впечатляющие информационные программы. На которые я смотрел, понимая заново и с трудом. Те самые территориальные претензии, решившиеся в нашу пользу – к сожалению, с применением изрядной военной силы – местами они еще… решались. Боевые действия на спорных территориях. Серия атак на безоружные транспорты, в том числе и пассажирские… Мы вынуждены дать отпор – шло вывод за выводом. И большинством поддерживалось.
Я смотрел – но оно было далеко. Я бы и не верил. Это в общем ты поддерживал – убежденность в реальности происходящего. И – не знаю, больше, меньше ли – споры. Всплывающие с полуизвестных и альтернативных источников информации странные дополнения официальных программ. Помнишь? Странные источники, доказывающие с наглядной информацией в руках фактическое отсутствие у фай боевого космического флота; говорящие об их альтернативной системе перемещения в пространстве, к которой те не жаждали подпускать наших исследователей. Всплывала и другая информация: о технических кодах уничтоженных фай тех самых транспортов. Которые почему-то опознавались как проданные сколько-то лет назад тем же самым фай. Их было много, споров. Не отрицаю, что глотал их жадно, выслушивался – и говорил с тобой. И слушал твое спокойное и разное. Про качество психологической обработки «наивного мальчика Нэты» и качественные, хоть и варварские, технологии воздействия. Про то, что разумеется, каждый свободный гражданин какое-то время вправе сомневаться в разумности действий своей страны. Особенно военных – особенно к другим разумным. Но в определенных обстоятельствах от определенных раздумий начинает основательно пахнуть чем-то похожим на не самое употребимое в свободном обществе слово «предательство». О том, наконец, что, конечно, в режиме и образе жизни нашей страны много не самого хорошего… «Но по сравнению с образом жизни файдайр, согласись – это всяко более цивилизованное место. А в конфликте современной цивилизации со средневековым варварством – воля ваша, – усмехался ты – мой выбор однозначен».
Мне с тобой трудно было спорить, Лен. Очень много у тебя было аргументов – в разные стороны. Я запутывался. Я ведь настолько не интересовался – их военными мощностями и политическими интересами, даже строем и устройством жизни – стороной, по мелочи, успел удивиться, испугаться не очень. И – что там, по правде – всем моим аргументом было только – насмешливое и негромкое, что как-то говорил Терьо: «Я еще не встречал мальчишек, которым не нравится играть в войну… Это в порядке мира, - и дальше, таким же легким. – Но в мире взрослом… Кто-то шумно и недостойно плюхнулся в лужу, если последствия приходится разгребать с боевыми действиями. Разумные не воюют». Он это укладывал – каменно – так оно внутри меня и осталось. Даже когда я уставал, и верил почти полностью, что ты прав – за спиной у меня все равно звучал этот голос. Я уставал – и опирался. Видимо, меня действительно победили.
…Я не знал тогда, как недолго ему осталось звучать.
Как и того, как навсегда он останется в моей памяти. Вот здесь, рядом.
…На Эйяхайме была весна. Было окончание второй сессии моих поддерживающих сеансов. Итоговое тестирование, допустившее меня к обучению и профессиональной деятельности уже осталось позади. К счастью. А в «профессиональную деятельность» я все-таки вляпался. Профессиональная помощь и поддержка в выздоровлении и обретении адекватности – и все ее месяцы – обошлись мне весьма затратно. Исследовательское отделение пригласило вернувшего адекватность студента в свои надежные руки весьма вовремя. Необходимость рассчитаться и обязанности нелегкого военного времени меня не слишком свободно поставили на предоставленное место. Не то, чтобы сил сопротивляться не было. Исследовательский отдел пытался разобраться – с чем же мы имеем дело, и вслед я сейчас могу и усмехнуться: и куда нам складывать – этих фай… Не так – противно. Я действительно хотел понять…
Но как видишь, первая практика выдает свою оценку моим усилиям. И оценка та с отрицательным значением. Стоило бы это предвидеть.
Я и самых близких из них… понимал как выяснилось недостаточно.

Была весна. Таял снег. Я был признан способным учиться и работать. И шел к тебе с этой вестью. Не на очередной поддерживающий сеанс – в гости. Чтоб с порога быть встреченным твоим: "Нэта... советую посмотреть информационное сообщение. С Айль-Саанрема. По всем новостным основным идет. Подозреваю, тебе будет важно."

Ты правильно подозревал. Мне было.

...Но я хотел рассказать тебе, почему не они первые начали стрелять.
Мы цивилизуемся, Лен. За века существования свободного правового общества. Но иногда груз цивилизованности, носимый гражданином Союза Миров... Видимо оказывается невыносимо тяжел - в располагающих к тому обстоятельствах. Например, на патриотическом шествии. С вероятностью, со звонкими речами о необходимости защищать свою землю и бить врагов. Этого в основных новостях – тех самых – не показали. Толпа и жертвы там возникли как из ниоткуда. Про патриотические шествия местных молодежных организаций я узнал не сразу. И еще более не сразу – связал одно с другим.
В чью умную и цивилизованную голову тогда приходит мысль, что врагов-то можно побить непосредственно? Они в переделах досягаемости. Неподалеку от муниципальных линий Нааль-Шема. Шестеро в культурной миссии. Предполагаемо безоружных…
Почему они не ушли? – спрашиваю я себя и не могу ответить. Может быть тоже – не могли поверить…

Как подняли эту толпу – я не знаю тоже. Видеоряд тех новостей начало событий оставил без внимания. Знаю, что она была и шла долго. На Университетской площади она уже была – толпой. А идти до муниципальных оттуда неблизко.
А что это было – я знаю точно. Своей историей. Потому что мой отец, Лён, был бы с тобой согласен. Есть вещи, которых цивилизованный человек допустить не может. А еще – не знаю, согласишься ли с ним ты – но есть вещи, которые нужно сделать… чтоб чувствовать себя подобным человеком.
Вот почему за все время бездействовала охрана порядка – я тебе не могу ответить. И пытались ли призвать ее выполнять свои профессиональные обязанности для начала – те из Высшей школы, кто потом рванул – в отчаянную попытку остановить толпу. По рассказам – на передвижной лаборатории. У нее громкоговорители хорошие.
…Я не знаю, как началась вот эта, громадная война и кто ее начал. А на Айль-Саанрема, в моем городе, на Университетской площади Нааль-Шема первыми начали стрелять не фай. Мы. Кто-то. Из толпы. По машине. Видимо, метко. В новостях этого не показали. Ни в одних. Я очень долго не знал об этом. И что мой отец там был. И там остался. Стрелявшего не нашли.
А толпа снесла машину и пошла дальше. К дому у окраины муниципальных.
Навстречу событиям основных общих новостей.

***

На заднем фоне - там грязно-белое. На экране. Небо. И узкие улицы муниципального, "ребра" технических этажей жилых корпусов, глухие, по соображениям безопасности, стены. Стискивают толпу, не дают плотному потоку растечься - и свернуть ей некуда. Идти - к цели не столь далекой...

Сидящий на полу, очень близко к кругу проектора полного воспроизведения высокий парень - он и так частично загораживает копной темных волос происходящее на экране второму наблюдателю - успеет узнать место. Даже оценить, что материал - вот этот - скорей всего берут камеры безопасности. С муниципальных жилых зданий, заперших улицу. И в их обзор уже не входит зелень, которой вдруг завершается небольшой полукруг площади - пластиковое покрытие, пыль... Дальше там есть внезапная рощица, кусты "золотых шаров" сейчас как раз должны цвести - и там, за зарослями как раз - невысокая стена забора, ворота, основной выход культурной миссии... И очень трудно услышать сквозь громкий голос, озвучивающий основное содержание новости, голос этого - людского, плотного, реки - толпы. Не разобрать отдельные голоса – не разобрать, зачем они здесь. И почему их так много. А большей частью – молодые...

Это из-за особенностей взятия материала камерами безопасности - наверно - кажется, что он не вышел. Возник.
Здесь меняется вывод изображения. Это снизу брали, из толпы. Которая – из этой новостной ленты совсем не понятно, с чего появилась здесь. Изображение вздрагивает, плывет, мельком - дает лица рядом: ставит внутрь. В толпу. В плывущий над неровным рисунком отображения голос потом уже очевидцев.
...а еще - эта точка зрения дает увидеть небо за окончанием площади. И то, что солнце толпе в глаза. И оно нежданно золотое. Этот – один – чужой там и стоит. Перед толпой и против солнца. Первый кадр – черным силуэтом на внезапном золоте дрожащего, ручного видеозапечатления.

- Что, Нэта, узнал? - спросит сзади, с кресла - тот, кому лохматая голова Нэтанэля лар Шареха загораживает круг проектора. Слишком заметно тот встряхнется - как от дурного сна очнуться. От содержания новости. От имени, что сейчас воспроизводит основной голос новостной ленты, очередной раз перевирая произношение.
- Терьо? - переспросит Нэта. Невольно вслух, удивленно, протяжно.... В этом построении новостей и не видно. Кто там идет на толпу. Один. Пока старается дополнительный раз предупреждение по рейтингу, категорически рекомендуя убрать от просмотра несовершеннолетних и лиц с уязвимой психикой.

Это быстро. Новостная лента явно выстраивает замедление. И повторяться, того не зная, приходится очевидцам. Дрожащим голосом: что никто из нас не успел ничего сделать - никто и понять ничего не успел, все случилось слишком быстро...
Возник - показывает новостная лента - черным силуэтом против солнца, бликом внезапной вспышки (просто сквозь то, что у него в руках - солнце бьет насквозь), растекся по жаркому мареву летнего дня, оказался нежданно близко - ровно на пути толпы, в тесной горловине улицы... И общий, слитный, страшный голос - ужаса и боли - прорывается в новостной ленте раньше, чем очевидец успеет отследить и все-таки развернуться - к действию. Действительно, очень... запретнорейтинговому.

…Где сквозь центр толпы идет смерть. Чудовищно точная. Кровавая. И чудовищно же быстрая. Настолько, что кажется чем-то нереальным. Это не Нэта думает - он и понять не может - его собеседник: что все-таки на то, чтоб раскроить человека вот так - явно должно требоваться больше времени - люди не настолько... непрочные. А лента еще замедляет. Если приглядеться, как чудовищно медленно текут через съемку тени - видимо, тех, кто пытается вырваться из чудовищной мясорубки... А что у этого в руках - такое... острое - разглядеть никак не удается... Солнце? - какое, к проклятиям, в толпе - солнце?
И почему этот очевидец стоит, не пытается - убежать, спастись, а старательно фиксирует - сцену за сценой, ровно - если движется - на него? Не может бежать? - узкие улицы муниципальных линий, высокие длинные стены, и некуда отступить толпе, в которую - ровно, шаг за шагом - движется неправдоподобный кровавый кошмар. Голос новостной ленты как раз перечисляет. Примерные потери. Перепуганная толпа постаралась там... не меньше самого... деятеля. Оценить наверно сможет тоже - только собеседник Нэты.

Он всем взглядом – пока там... Где было - и ничего не было. Время плеснуло - киселем - и застыло прозрачным камнем, и сквозь время - легко - шла смерть. И шла. Пока не ей хватило...
Если тот очевидец вправду был и стоял в толпе - ему повезло.
Почти вплотную - дергается изображение, вверх - рефлекс защититься? - тем, что в руках было?.. И кадр соскальзывает - с высокорейтинговых последствий мясорубки. Чтоб на мгновение - во весь полный проекторный - посмотреть этой смерти в глаза. Кадр короткий - но: ну да, по описанию узнать можно - светлые волосы в хвост, загар… Слишком... чистое для той чудовищной мясорубки, что он сейчас устроил - как в дурном высокорейтинговом и малобюджетном зрелище. И - собеседник Нэты это тоже подумает: слишком спокойное. Не надо быть спецом, чтоб угадать, что сейчас - вот именно сейчас - выдаст Нэтанэль лар Шарех:
- Терьо? - и встряхнется всем телом, вот сейчас сшибет столик. - Не верю!

За чем и пропустит - быстро дает лента, как остановили - это... Просто меняется точка зрения - на миг, это уже не камеры слежения и безопасности, это уже с высоты - как раз увидеть, как пытается течь толпа... И какой след оставил этот - посреди. Этот - вон он, уже пятном, тряпьем - с высоты - рухнул: наконец, пристрелили? Радуйтесь, граждане, наша служба безопасности всегда следит и приходит вовремя. Правда иногда опаздывает. А, вот и они... Ну, под обращение главы соответственной службы безопасности - гражданской - Нааль-Шема: лучшего шанса убедиться в некачественности вашей работы дать не могли - можно и обратиться к Нэтанэлю.

Собеседник его среднего роста, тонкий, молодой на вид, кажется одногодком, Нэта знает: кажется. Смеряет знакомым взглядом: стиль, привычка - устаревшее средство коррекции зрения сейчас деталь "моды интеллектуалов". Удобно. Поправить очки и скупо оценить:
- Мелодраматичненько.
А Нэта слушает. Ленту. Автора ролика, использованного в ней. Внезапно знаменитого - ну, на это он, кажется, рассчитывал, когда присоединялся к толпе... а вот что чудом спасшегося - пару шагов не дошла смерть, не стоптали - пытавшиеся сбежать... вряд ли рассчитывал. Рейтинги и славу искатель вынес, уверенность в том, что этих нужно убивать - тоже.

- Лён... можно мне управление? - внезапно, не оборачиваясь, произносит Нэта.
- Держи, - как раз он развернется, принять - и продолжить. - Но если ты собираешься найти альтернативные точки зрения на событие, - и улыбается, своим парнем. - Можешь не стараться: их нет. Еще не успели скомпоновать: трудно.
- Нет. Полный ролик вот этого, - а Нэтанэль, против ожидания, говорит очень спокойно – для своего ожидаемого эмоционального состояния после данных средств воздействия, - хочу найти полностью.
И работает он спокойно, качественный университетский опыт поиска дает свои результаты. С другой стороны, местное молодое дарование, отснявшее сцену, прославилось вплоть до глобальных общих новостей… За такую работу локальным новостным представительствам Айль-Саанрема впору передраться. Та или не та? Во всяком случае, он быстро сортирует «квадратики» свернутых роликов и обнаруживает нужный. И снова на большом экране – как ворота – в раскаленный день у муниципальных линий Нааль-Шема…

Тот ли, не тот ролик – но ракурс другой, автору, в отличие от камер безопасности видно ниже и под другим углом. Зелень за пыльным покрытием площади, еще – стремительно пересекающая обзор тень, стук чего-то упавшего… Камень, что ли, кинули. По направлению – из-за спины. И зелень за площадью, ветви, россыпь в зелени – цветущие золотые шары. А еще – неразборчивым гулом – за спиной, голоса сливаются – но явно – всплеск. Увидели. Многие увидели. Одного – что идет. Из зелени – на толпу.

Он еще остановится. У самого края зеленого, у цветочных кустов. Наклонится, похоже – ну как назло очередная тень в кадре.

…Та самая улица – и столько раз здесь бегал. Мимо вот этих самых глухих стен муниципальных домов, через сковородку площади. Закрыть глаза и вспомнить – как вдруг там пыльно и жарко. Долго-долго – пока бежишь и эхо стучит за тобой внутри глухих стен. А потом нырнуть – во внезапную зеленую тень, шелест и привычный звук…
Нэтанэль хорошо держится. Для этого информационного сообщения. И все таки – вот сейчас – переведет дыхание. И еще раз. Слышно. Медленно. На экране уже успеет – расплескаться страшное, отсюда наблюдателю снимать явно неудобно – вот его толкнули, и вот еще раз… Теперь встал куда-то повыше, ловит. Бойню.
- Терьо, - и еще раз, конечно же. И вдруг, как итоговым. – Нет. Это правда он.

Догадаться. Легко, но не сразу. Зелень – закрыть глаза и услышать… И еще один обязательный звук – здесь маленький Нэта уже не торопился – дороги до калитки того самого дома. На земле муниципальных Нааль-Шема редкая зелень сможет расти без дополнительного орошения. Тоже шелест. Негромкий, с передышкой. Систем полива. Протянуты оттуда, из сада. Прячутся в зелени – веерами. Но если их достанет – сильный ветер или чьи-то неловкие руки, свернет – начинает свистеть, сильно бьет струя, размывает землю. Подойти – терпеливо разогнуть, распрямить веер. Ему как раз Терьо и объяснял как именно. Он одной рукой справлялся. Хотя веера тугие.
Да, он именно это и делает. Наклоняется поправить последний веер системы полива. А потом идет вперед. Точно – Терьо. Совсем он.
Вот сидеть и это понимать… Пока страшное творится на проекторном, изображение вздрагивает, перестает – и страшное оказывается совсем близко… Крупный план… исполнителя брался явно вот отсюда.

Изображение остановится. Рывком. И пойдет обратно.
- Нэта… - неожиданно позволит себе собеседник. – Никогда не подозревал в тебе любви к столь кровавым зрелищам.
- Я хочу понять… - от экрана мальчик таки отодвигается. И на злополучном столике за спиной отчетливо что-то звякает. Перекрывая. – Что он говорит?

…Говорит? – а возможно. Губы точно шевелятся. На этом варианте записи событий еще отчетливо видно – вот, солнцем что ли поперек – но откуда тут солнце – всполохом – а потом этот и свалится. Быстро – довольно-таки. Вниз. В… результаты своего «похода». Пристрелили, уважаемые граждане, радуйтесь… И не бойтесь.
Знать бы еще… мальчику Нэтанэлю лар Шареху – что по этому так никто и не успел выстрелить.

И еще раз вернуть назад. И понять. Так четко, как будто бы сам стоял – вот там, вот на месте этого… автора ролика. Хотя – ему скорей всего не было слышно. Откуда – непонятно. Но также четко – как еще одно.
…А случилось бы встать в этой толпе – там, чуть впереди… – а Терьо бы не остановился.
«Сделано. Сработало», - это движение. То есть – тень от движения, краем попавшая на запись… Как – у него же… да, руки заняты. А говорят…
- Что, Нэтанэль, понял? – за спиной, над головой… Яркая такая - насмешка – своего парня. Вовремя.
Сорвется – и на звуке понять, что этого не перевести. Там было белое, светло-серое покрытие – на сковородке площади, чтоб не нагревалось, но все равно оно в летние дни - горячее… Было – белое… И – посреди…
Конечно – он смотрит обратно. Не видно: понятно – к дому. Над «пройденным путем» (это из роликов явно стерли – ни зрителей, ни родственников погибших незачем – лишний раз травмировать).
Уже не чудовищным. Невозможным. Незнакомым на звук, что объяснить просто: он говорит в предельной степени близкого. И это падает. Под ноги – в последствия «мясорубки»… Он и сам после этого – туда же – свалится:
- Извините, - и что сказал это вслух – Нэта мог бы не понять. Поймет.
- Мелодраматично. Просто народный эпос. Нэта, тебе успокаивающего – или сразу водки?

Выключить проектор. Выпрямиться. Обернуться.
- Лён, разреши – я пойду?
- М? – потянет он с кресла. Проведет рукой, приподнимет очки. – Как ты хочешь. Но я бы тебе советовал… Выпить и остаться.
- Я пойду, - закрыть глаза – и перед ними будет – жаркий раскаленный день у муниципальных Нааль-Шема. Очень долго еще будет. Только – сказанное дальше все равно внутри себя переводишь с фаэ. Наверно тоже – мелодраматичненько. И неважно. – Это… я должен нести один.

заранее отвечу на вопрос: смысл? - смысл был.
весьма ощутимый смысл

да, кто все еще думал, что это - где-то около научной фантастики... вас наверно нет, но вы все равно извините)